Земский врач Антон Павлович Немов, возвращаясь из Петербурга во вверенное ему земство, волею судеб оказался в неизвестной ему дотоле местности, звавшейся Пошехонью. Пошехонская губерния встретила непрошенного гостя довольно враждебно. На все вопросы Немова о том, где он находится и как ему найти дорогу в его земство, пошехонцы отвечали весьма уклончиво и непонятно. Казалось, они искренне были убеждены, что их край является центром мирозданья. О существовании соседних губерний они как будто подозревали, но дорогу к ним указать не могли. Принять же к себе Немова земским врачом они, по всей видимости, не желали. Растерянный и подавленный всей нелепостью сложившихся обстоятельств, Антон Павлович бродил по Пошехони, тщетно пытаясь то ли поселиться в ней, то ли найти дорогу назад…

— Но вы описываете не действительность, а какой-то
вымышленный ад! – могут сказать мне. Что описываемое
мной похоже на ад – об этом я не спорю, но в то же время
утверждаю, что этот ад не вымышлен мной. Это
«пошехонская старина» — и ничего больше, и, воспроизводя
ее, я могу, положа руку на сердце, подписаться: с
подлинным верно.
Михаил Салтыков-Щедрин

… Смятенный и погруженный в себя, Немов шел по неровной, змеившейся и уходившей куда-то вверх по возвышенности проселочной дороге к городскому погосту. Палящее солнце и едкий дым, тянувшийся с западной стороны от тлевших торфяных болот, мучили его, казалось, куда меньше, чем слова уличной торговки о губернаторе Пошехони – человеке, на которого Немов возлагал столь большие надежды.

Как же так? Высший сановник губернии, чьим долгом и призванием было решать насущные проблемы живых пошехонцев, вопреки всякому здравому смыслу бродил по пошехонскому некрополю и тревожил вечный покой мертвецов! Будь он только расхитителем могил своих состоятельных и прославленных предков, этот порок слабого и маленького человечка приобщиться таким образом к былой славе пошехонских мужей Немов смог бы понять. В его врачебной практике ему доводилось встречать и не таких чудаков. Но вот что Немов никак не мог осмыслить: зачем ему, губернатору Пошехони, понадобилось вытаскивать из могил отеческие скелеты, чтобы пугать ими пошехонских детей?

Немов настолько погрузился в свои размышления, что не заметил, как добрел до кладбища и затерялся между покосившихся надгробных камней и крестов. Он, пожалуй, продолжил бы свой скорбный путь и дале, но что-то заставило его прийти в себя, что-то необычное в привычной картине кладбищенского пейзажа бросило его в жар. Он стоял перед свидетельством своих самых ужасных догадок. Он смотрел на насыпь из свежевырытой земли, устланную черными сгнившими кусками и щепами гробовой доски, на потемневший изборожденный множеством трещин старый надгробный крест, упавший в могильный ров и торчавший из него исковерканным основанием вверх.

Немов не хотел верить своим глазам. Втайне от самого себя он надеялся, что слова торговки – лишь подлый навет глупой женщины, очернявший достойного государственного мужа, не более того. Но сейчас, при виде кощунственно изрытой могилы, все его надежды окончательно рухнули и своим тяжелым падением, казалось, надломили и дух, и тело Немова. Доктор почувствовал какую-то чудовищную усталость и тяжесть во всем теле. Он оглянулся вокруг и подумал в отчаянии, что, может быть, это и есть конец его жизненного пути, что ему остался лишь один выход – занять ставшее вакантным место несчастного мертвеца и забыться вечным сном.

Вдруг совсем неподалеку раздался треск ломавшейся древесины. Вздрогнув и как будто освободившись от мрачного наваждения, Немов обернулся на этот звук, пытаясь разглядеть, что послужило его причиной, но ни перед собой, ни вдали, в гуще крестов и надгробий, он не увидел ничего, что могло бы издать подобный звук. Глухой треск раздался вновь. Догадываясь вполне, что это за треск, Немов бросился вперед, делая досадные зигзаги между могилами покоившихся пошехонцев. В его душе появилась надежда или, скорее, слабый робкий поросток надежды, что вот теперь он, наконец, узнает, что значит все это гробокопание пошехонского губернатора, что происходит в самой Пошехони, и, главное, прояснит суть своего положения в губернии.

Пробежав между рядом могил, Немов оказался у очередного изрытого могильного рва. Тяжело дыша и вытирая изорванным рукавом струившийся по лбу пот, доктор осторожно заглянул в могильную яму и увидел в ней человека, одетого в белую народную рубаху, вышитую золотом, и черные брюки от дорогого, по-видимому, английского костюма (желтый жилет, черный сюртук и двухугольная шляпа «веллингтон» висели чуть поодаль на одном из крестов). Он исправно работал лопатой, ломая ею уже непрочную, подгнившую крышку гроба.

— Добрый де… – чуть отдышавшись, в волнении произнес Немов, но тут же осекся и, вспомнив о наставлении торговки, добавил неуверенно. – Слава Пошехони.

— Пошехонцам слава! – услышал он в ответ.

Губернатор Пошехони поднял к нему свое трагическое лицо. Напоминавшее грубо обтесанный камень, оно выражало какое-то непроницаемое величавое равнодушие ко всему окружающему. Только черные глубоко посаженные глаза выдавали в нем едва заметную игру человеческих чувств.

— Ваше превосходительство, Виктор Андреевич, вы ли это? – вполголоса, удрученный всей нелепостью происходящего, произнес Немов.

— Да, это я. Здесь не может быть никаких сомнений, — ответил сановник, удивленный, судя по его округлившимся глазам, неожиданным появлением живого собеседника. – А с кем имею честь говорить?

— Антон Павлович Немов, земский врач из Новопокровки.

— Из Новопокровки? – еще больше удивился губернатор.

— Видите ли, со мной случилось несчастье, — поспешил объясниться Немов.

— Обычное дело для наших мест, – вдруг вставил чиновник.

— Да, наверное, – не понял доктор и продолжил. – Ночью в грозу мои кони понесли, я был выброшен из брички и от удара головой потерял сознание. Меня подобрал один из ваших жителей, он привез меня в ваш город – так я оказался в Пошехони.

— Ну, что ж, нежданный гость для нас – самый дорогой, – безразлично произнес сановник.

— Я рад, – поспешил уверить губернатора Немов, – но все же я оказался в затруднительном положении. Без вашего постановления я не могу ни покинуть ваш дивный край, ни поселиться в нем. Ваши подчиненные отказываются признать меня человеком. Именно так, – взволнованно говорил доктор, – для них я – никто. Я пытался покинуть Пошехонь – меня не выпустили за пределы губернии без соответствующих официальных бумаг. Но какие у меня могут быть бумаги – я гол и бос. Я хотел поселиться здесь, помогать в меру своих сил и возможностей обычным пошехонцам – я ведь действительно неплохой врач, – и что же? меня послали ко всем чертям. Возможно, вам не нужны доктора – я мог бы убирать улицы или работать, скажем, истопником. Мне уже все равно. Неопределенность и бедственность моего положения без всякого преувеличения разрывают меня на куски. Что мне делать, Виктор Андреевич?

— Любезный друг, – с какой-то непонятной для доктора торжественностью проговорил губернатор Пошехони, взяв в правую руку лопату так, как русский царь держит скипетр, а левую руку подняв к собеседнику, сложив в окружность большой и указательный пальцы, – все, о чем ты говоришь – лишь суета. Оглянись вокруг, – Немов невольно окинул взглядом окружающий его унылый кладбищенский пейзаж, – наш мир прекрасен и удивителен. Он полон неразрешимых загадок, сложных противоречий, которых не понять нашему суетному веку. Мы должны откинуть от себя все тщетное, все приходящее, чтобы понять наш удивительный мир, понять самих себя. В этом – наше спасение. Сейчас ты лишен всего, и потому ты – исключительно счастливый гражданин Пошехони. Поверь мне. Но что ты предлагаешь сделать мне? Вернуть тебя суетному миру, вернуться самому в этот мир? Нет уж, уволь, любезный друг. Я принадлежу вечности. Что же касается тебя, я верю – и отеческие кости будут мне порукой, – что у тебя все будет хорошо.

У Немова потемнело в глазах. «Ваша вечность дурно пахнет», – подумал он, а вслух произнес:

— Но, ваше превосходительство, Виктор Андреевич, я в полной растерянности. Помогите мне вас понять. Вы в самом деле полагаете, что, находясь здесь, среди мертвецов, вы разрешите столь сложные противоречия, которыми обуреваема ваша губерния? Или вы – поймите меня правильно – не желаете решать эти проблемы, посвящая себя спасению всего подлунного мира?

Губернатор снисходительно улыбнулся и, пытаясь скрыть раздражение, проговорил с деланным спокойствием:

— Ты заблудился в трех соснах, мой любезный друг. Судьба мира неотделима от судьбы нашего края. Чем бы был сей бренный мир без Пошехони?! Как показали многомудрые трактаты наших досточтимых ученых мужей, многие выдающиеся люди, творившие историю этого мира на самых разных континентах, в действительности были пошехонцами – пусть даже сами они об этом и не догадывались. Пошехонь лежит у истоков рода людского, Пошехонью мир и закончится. Таково мое пророчество.

— Возможно, вы правы, – осторожно согласился Немов и тут же, опомнившись, предположил: – Но, может быть, стоит решать судьбы мира и Пошехони, занимая свое законное, данное Богом место среди людей, а не здесь, в могиле?

— Мне забавно твое смущение, любезный друг. Оно проистекает из твоей наивности и простодушия, тем оно мне и привлекательно. Здесь, – сановник сделал круговое движение левой рукой, продолжая держать вместе большой и указательный пальцы, – в этих могилах – наше все, наше прошлое и наше будущее. Здесь покоятся ответы на все волнующие нас сегодня вопросы, здесь наша слава и гордость, здесь наша цель и успокоение от тревог суетного мира.

— Вы действительно так думаете? Впрочем, вам оттуда виднее, – не стал возражать доктор.

Немов ужаснулся от внезапно пронзившей его мысли. Человек, мнивший себя спасителем нации, в действительности был ее главным могильщиком. Антон Павлович постарался овладеть собой – невозмутимый вид ему все же не дался – и, тяжело дыша, с трудом выдавил из пересохших губ:

— Мне кажется, я начинаю вас понимать. Ваша слава – в ваших мертвецах. Но позвольте вас спросить, Виктор Андреевич, отчего же те мертвецы, которыми вы так искусно пугаете пошехонских детей и которым ставите памятники по всей Пошехони, все, как один, – предатели, насильники, палачи, воры, клятвопреступники и лукавые философы, сеявшие раздор и ненависть в сердцах людей.

Каменное лицо губернатора впервые за время разговора пришло в движение. Глаза его округлились, лоб наморщился, брови полезли вверх, а уголки рта потянулись вниз. Такое трагическое искажение черт лица высшего сановника губернии придало ему вид древнегреческого актера, играющего трагедию в соответствующей действию маске.

— А ты действительно не от мира сего, мой любезный друг! – громогласно произнес он. – Ты не понимаешь таких очевидных вещей, при этом берешься исцелять людей от их недугов. Пожалуй, я найду для тебя метлу или лопату. Что же касается твоего вопроса, достойного умалишенного, я отвечу тебе предельно учтиво, как и полагается благородному мужу объяснять всем известные истины своему неразумному собеседнику. Так вот, изволь. Помнишь ли ты истину мудрого Екклесиаста: «Ибо во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» ? – Немов утвердительно качнул головой, губернатор снова снисходительно и натужно осклабился, сделал паузу и, наконец, пояснил. – Эта неоспоримая истина верна и в обратном прочтении. Во многой мудрости много печали, так же как во многой печали много мудрости; и кто преумножает скорбь, тот умножает мудрость. Я не могу не вспомнить в этой связи моего выдающегося предшественника Ивана Степановича. Сей выдающийся пошехонский губернатор бил поклоны русскому царю, уверяя его в своей глубочайшей преданности, и предал его в самый трудный для державы момент. Он выделял в своем окружении таких же, как он, отступников и клятвопреступников, а единственного честного человека предал мучительной смерти. Грабежи, расправы и погромы он чинил по всей Пошехони и все руками чужестранцев. Стольких пошехонцев сделал философами – не перечесть. Великий был человек, великий! Куда уж нам?!

Немов угрюмо посмотрел на высшего сановника Пошехони.

— Меня вы тоже хотите сделать философом? – иронически произнес он.

— Какая замечательная мысль, дружище, – вдруг вдохновился губернатор. – Я приложу для этого все свои усилия.

— О, я в этом нисколько не сомневаюсь, – выдохнул Немов и, молча раскланявшись с губернатором, задыхаясь то ли от нестерпимого дыма, то ли от душных замогильных слов своего собеседника, поспешил покинуть обитель мертвецов…

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>